При просмотре документальных картин всегда возникает вопрос о документальности происходящего. Можно ли, например, считать документальным явно игровые сцены, воспроизводящие то или иное событие (из прошлого, будущего или даже настоящего)? Всегда ли документальное кино должно носить образовательно-ознакомительный характер или нет? Можно ли использовать документальное кино для передачи собственного эмоционального ощущения – как это делают, например, с анимацией? Или кинематографическая пластика всегда касается исключительно рацио режиссёра, а вот его внутренний мир можно передать через другие виды искусства – литературу, живопись или музыку?
Эти вопросы волновали теоретиков кинематографа всегда, и существует мнение, что отделить документальное кино от игрового – задача весьма условная, так как разница зыбка и незначительна. Но именно в док-кино по понятным причинам предпринимаются попытки передать сложный комплекс чувств и эмоций режиссёр к изображаемому объекту – и фильм «Памяти» один из таких примеров.
Если отвлечься от бэкграунда режиссёра и посмотреть на фильм чистыми наивными глазами, то получится простая нарезка с поездки. Очень хорошо передана точка зрения человека, оказавшегося в городе впервые и обращающего внимание на хаотичные случайные объекты: тётушки, рекламные транспаранты, купель, ещё что-то… Камера свободно передвигается от объекта к объекту, просто регистрируя, без всяких операторских фокусов происходящее.
Только вот эта деревня, которую зафиксировала камера режиссёра, она не просто случайная географическая точка для незнакомца, оказавшегося проездом. Это место, которое Михаил Бодухин старается посещать ежегодно – и у него скопились собственные представления об этой деревне, наслаивающиеся как бы поверх происходящего. Этакий контекст, без которого смотреть на деревню Ольховку Брянской области сложно.
Слишком оптимистично было бы думать, что все жители России (или хотя бы те, что посетили Артодокфест и увидели там картину Михаила Бодухина) будут испытывать схожие чувства узнавания, ностальгии, грусти и тоски. Камера в этом не помогает; может быть, помогают фотографии в конце, но и они фиксируют всё-таки людей, а не места Ольховки. Сам же взгляд камеры почти что отстранён. Конечно, сам факт монтажа и акцентуация на отдельных действиях внутри кадра уже говорят о пристрастности режиссёра – хотя бы киногенической, но то, как зум переходит от одного объекта к другому, которых как будто ничто не связывает – кроме присутствия в одном кадре, создаёт ощущение спонтанности. Связи между объектами неравноценные – и в ином кино это был бы минус, но здесь это создаёт эффект присутствия и соучастия. Люди, которые так же, как и Михаил, год за годом посещают маленькие города и деревни, в которых они выросли – эта категория зрителей получит максимум ощущений от такого эксперимента. Они, может быть, не поймут чувств режиссёра в полной мере, но хотя бы ощутят свои собственные.
А для других это будет приоткрытая дверь в незнакомый мир, лишённый лубочного преувеличения деревень из телевидения или мрачной свинцовости деревень из российских игровых фильмов. Может быть, не все разделят это приключение, но для чего ещё нужно искусство, если не погружаться в незнакомые пространства?