Кино Юго-Восточной Азии становится доминантой мирового кинорынка. Даже не по охвату экранов – Нигерия в этом отношении безусловный лидер, а по влиянию и значимости. Мир завоёван корейским и японским кино, но всё чаще голову начали поднимать республики, про которых, не очень вовлечённый в дела кинематографа, зритель вообще бы не подумал, что те имеют свой кинобизнес. Филиппины в «Дурном глазе» как Мексика в «Мачете» – не просто экзотическое место действие, а основа вдохновения и оплот для своеобразного киноязыка. Да, с привкусом традиционного экзотизма и абсолютно «белой» оптикой на повествование, ну что же теперь сделаешь.
Но при этом фильм «Дурной глаз» очень сильно опирается в своей эстетике на филиппинский кинематограф. Место действия в картине не заменить на другую условную азиатскую страну – и дело не только в фантастическом допущении, основанном на традиционной культуре, это как раз не так значимо (шаманские практики существуют практически повсюду и в рамках голливудского кино взаимозаменяемы). Здесь то тут, то там разбросаны кусочки других фильмов: «трилогии независимости» Райи Мартина, эксплуатационного кино Брийанте Менгосы, «Манила ночью» и многого другого. Правда, в основе своей фильм «Дурной глаз» всё равно остаётся про-голливудским, и чужая культура нужна в основном для того, чтобы поговорить о проблемах белых людей, как ни иронично. Однако вряд ли стоит обвинять Лоркана Финнегана за утилитарный подход: будучи человеком абсолютно западного мышления (для каких-то критиков может стать принципиальным его этнос – он типичный ирландец из Дублина), рассказывающий в своём фильме про беды белой женщины средних лет, сделал наиболее разумный и адекватный в его ситуации выбор – показать чужую культуру, чередуя бытовой и мифологический подходы. Это одновременно сказка и очень живое государство, в котором нет ничего сказочного. Легко можно было бы уйти в эскапизм или, напротив, бытовой натурализм, но не происходит ни того, ни другого. Конечно, этот фильм очевидно снят человеком другой культуры, но таким, кто уважает и восхищается объектом своей съёмки… И эта бережность и любование страной спрятано в фильме про формально совершенно другие вещи, происходящие даже не в той стране.
Структурно сценарий «Дурного глаза» представляет собой матрёшку: каждый раз, когда появляется новый сюжетный элемент, он конструирует совершенно иную картину. Рядовой фильм про одержимость, взаимную холодность супругов после трагедии и попытку человека с ПТСР устроиться в общество превращается в дремучий фолк-триллер про ведьмовство, потом про родительские проблемы, далее в фем-заряженное кино, а позже в… И спектр этих проблем всё-таки увязан единой ниткой так, что ни один из этих разноречивых элементов не противостоит другому. Он наследует некоторые образы и традиции из инди-ужасов вроде «Коко-ди Коко-да», «Атлантики» и «Малышки зомби» (можно было бы ещё назвать «Скрежет», если бы не дата выхода в 2022 году). Эта смесь, конечно, тщательно выверенная и утрамбованная в заведомо космополитический фильм, но в этом процессе ему не удалось потерять индивидуальности.
Конечно, зритель в первую очередь пойдёт на прекрасную трагичную Еву Грин и мужественного Марка Стронга, однако на самом деле главным локомотивом фильма оказывается актриса с уникальным дарованием − Чай Фонасье. Это не совсем типичная её роль: в других картинах она гламурная и респектабельная – просто не в европейском и американском кино, а в родном филиппинском. Однако роль служанки в «Дурном глазе» на данный момент её лучшая работа: она одновременно очаровательная, жалкая, жуткая, дружелюбная, страшная – Фонасье одинаково хорошо удаётся быть умудрённой шаманкой, раздражающей прислугой из страны третьего мира, заботливой матерью и жутким, внушающим опасение, врагом. Весь актёрский состав хорош, в частности актёры-дети, с которыми часто бывает проблемы, но Чай Фонасье – однозначная звезда фильма.
Но источником ужаса является не только один из центральных персонажей; фильм «Дурной глаз» невероятно хорош в гриме и практических эффектах. Компьютерная анимация есть, и вот она несколько снижает вовлечённость в процесс, но её простительно мало. В основном ужас эксплуатирует не сцены насилия, а бытовая, встроенная в человеческую ДНК, брезгливость и отвращение.
В «Дурном глазе» легко увидеть стилистический пастиш, как, например, в голливудских версиях интересного национального кино, в частности фильмов ужасов. Разница в том, что «Дурному глазу» хватает чувства меры и чувства вкуса, позволяющих многослойной истории не свалиться под собственной тяжестью. Конечно, можно попытаться увидеть в нём конъюнктурную ленту, специально созданную во время активного военного сотрудничества США и Филиппин, но, как нам кажется, дело всё-таки в большем внимании к кинематографиям малых стран и в особенности стран Юго-Восточной Азии. А они этого внимания заслуживают – пусть даже через американскую ленту ирландского режиссёра при сотрудничестве с Великобританией.
