В киношколах есть негласный запрет на то, чтобы снимать кино про кино. То есть если ты делаешь героем сценариста или режиссёра (к актёрам и операторам это, кстати, не относится), то это вроде как проекция самого себя и неумение выцепить историю из чего-то более пластического и интересного. С одной стороны, это действительно так, и история кино знает массу посредственных фильмов, снятых киношниками о себе самих…
С другой стороны, знает и хорошие примеры. Что можно сказать абсолютно точно, так это то, что название не отображает сути так же хорошо, как оригинальное «Last Film Show». Это привычная история, особенно с теми фильмами, чьи названия хорошо не переведёшь, просто речь идёт не о том, что происходит в кино как в фильме. Это история знакомства прекрасного рассказчика, маленького Самая, с кинопроизводством – вернее даже кинопрокатом. Причём в старом, нецифровом его виде: он знакомится с плёнкой, изучает почти самостоятельно дисперсию света и применяет свои открытия на практике. Фильм «Last Film Show» сделал практически невозможное: он вывел кино из социальной и нарративной плоскости в плоскость технологическую – но всё равно остающейся эстетической. Не так важно, что происходит в фильмах, которые нравятся неразборчивому Самаю и его малолетним друзьям: куда важнее, что проекция кино строится на присутствии и отсутствии света. Не занимаясь собственно съёмками кино (откуда, сыну продавца чая из маленького нищего полустанка?), Самай в своём исследовании кино проходит путь буквально от Люмьеров до открытия звука.
И всё же это не только фильм про кино. «Last Film Show» идёт довольно продолжительное время, не теряя хронометраж на сомнительной нужности сюжетной линии. Даже длительное умерщвление старого киноаппарата и его плёнок (которое по внутренним часам занимает бесконечность) оправдано тем, какую боль причиняет и герою, и зрителю этот момент. Это сродни слэшерам, тщательно документирующим процесс убийства персонажей – только вместо крови раскалённый металл и свёрнутый в рулоны пластик. И таких сцен много, и они совершенно не производят впечатление траты времени. Вместе с пластическим образом кино как светового феномена, Пан Налин (сценарист и режиссёр проекта) вплетает и другие мотивы. Это прощание со старой Индией кастовых разграничений и наивного кино, социальный комментарий – довольно ненавязчивый, но весьма депрессивный, история взросления, гимн ручному труду – от кулинарии до заводского производства…И многие эти вещи поданы не нарративно, а визуально, и здесь уместно прийти в искренний восторг от работы оператора Свапнила С. Сонаване. Задача совместить сложную драматургию света, обилие оптических иллюзий и визуальные фокусы с реалистическими портретами индийских жителей и прекрасной фактурой нищей Индии сложна сама по себе – и, тем не менее, операторская работа – едва ли не лучшая часть фильма. Очень неловко хвалить оператора за то, насколько же плохо передано качество смастерённого на коленке кинопроектора, но здесь правда нужно сделать именно это – потому что такие задачи не решаются монтажными фокусами и наложением фильтров. Это именно прекрасная работа человека, управляющего камерой.
Но конкуренцию Свапнилу Сонаване составляют актёры. Видеть столь талантливых артистичных детей – редкостное счастье, особенно после жанрового российского и голливудского кино, где талантливый ребёнок – исключение из устоявшихся правил. Неизвестно, сколько лет Бхавину Рибари, но вряд ли больше одиннадцати; и этот ребёнок вполне способен самостоятельно вытянуть на себе весь фильм. Он многообразен и всегда естественен, что в образе заворожённого на киносеансе ребёнка, что с усмешкой хитрого сорванца, которому пришла в голову сомнительная идея.
Однако и каст взрослых впечатляет! Здесь нет ни одного «крупного» актёра хотя бы с болливудской фильмографией. Можно было бы даже подумать, что часть из них – натурщики в том смысле, что подобраны скорее по типажу, чем по игре. Тем не менее каждый актёр создаёт свежий и интересный образ: что гибкий худой Бхавеш Шримали с неповторимой пластикой движения, что усталый, сочетающий суровость и угодливость Дипен Равал, что экспрессивная в своей сдержанности Рича Мина – едва ли не единственная актриса всего актёрского состава, засветившаяся в Болливуде (и имеющая реплик меньше всех).
Индийское кино давно доказало, что его продукция не сводится только лишь к болливудским фильмам, хотя даже они приобрели профессионализм и серьёзность. В «Last Film Show» идёт дух итальянского неореализма– произведения, фиксирующего жизнь маленьких поселений Индии и при этом не сводящегося к эстетической регистрации определённых социальных слоёв, а расширяющего восприятие кинематографа.
Кино, конечно же, обман, но люди нуждаются в этом обмане. Полтора-два-три часа наблюдения за моргающим светом достаточно, чтобы воспринять несуществующую историю несуществующей же душой – и, возможно, что-то лучше понять в самом себе.
