Анна Чернакова заняла довольно странную нишу в российском кинематографе: она снимает детские фильмы, фильмы про историю России (не всегда в исторических декорациях, но почти всегда касающиеся различных периодов существования нашей страны) и детские фильмы в исторических декорациях. Да, есть в её фильмографии и работы на современную тему, и они не редкость. Но, так уж вышло, что шумиху подняли «Наш Чехов» и «Собачий рай» – картина про постановку чеховской пьесы и оценку нынешнего состояния общества через призму чеховских сюжетов, и детский фильм про малышей из послевоенной предоттепельной Москвы. В какой-то степени «Про Лёлю и Миньку» продолжает темы и эстетику «Собачьего рая», даром что это довольно точная (но не буквальная!) экранизация детских рассказов Зощенко. Тут также идёт речь про разнополых детей и их волшебный мир непосредственности и непредсказуемых проказ, сталкивающийся со взрослым миром требований и наказаний. А ещё это костюмные фильмы: и хотя «Собачий рай» воспроизводит московский быт 1953-го года, а «Про Лёлю и Миньку» – провинцию 20-х, они всё равно схожи в сказочной поэтизации советского (и дореволюционного) быта.

Но на этом свойства заканчиваются. Если «Собачий рай» даёт детский взгляд в качестве точки зрения на происходящие в стране изменения, то «Про Лёлю и Миньку» кажется почти аполитичным. За исключением одной сцены переименования Царёва в Пенкино, а позже в Цеткинск (переделанный под требования фильма рассказ «Происшествие на Волге», не из детских циклов рассказов), ведь существование уже взрослых Лёли и Миньки с их детством проходит не по линии актуальной или неактуальной политической повестки. Нет, это такой восторженный и при этом лишённый сентиментальности взгляд на ностальгическое прошлое из чуть менее сказочного настоящего, которое в будущем станет ностальгическим прошлым для нынешних детей. Эта дихотомия мира взрослых и мира детей даётся не слишком тонко: сцены из детства Лёли и Миньки разноцветные,  а отдельные моменты слегка размыты, чтобы изображение казалось сказочным. А сцены условного настоящего – чёрно-белые, и лишь в конце снова становятся цветными, когда близнецы-«чучелы» на платье приземляются на землю. Ни о каком подтексте речи не идёт, приём прямолинейный, как рельса, но всё равно работающий в рамках рассказываемой истории и того мира, что воссоздаётся внутри фильма.

А мир этот волнующий и очаровывающий! Да, малобюджетность проекта заметна: редко какие планы могут похвастаться панорамами, и вообще кадры строятся так, чтобы были видны только персонажи, а не мир вокруг них. Намётанный глаз подобное цепляет, но без такого разглядывания трюк вполне удаётся – актёры ведут себя не как современные люди в условном ролевом сеттинге (что, увы, является большой проблемой для российских исторических фильмов), а действительно как персонажи Зощенко. В особенности хорошо проявили себя дети: они не только сами по себе хорошо играют, но и смотрятся одинаково убедительно как в буффонаде, так и в сценах, требующих сложных переживаний. Несмотря на то, что главный герой Минька (дебют юного Елисея Мысина прошёл впечатляюще достойно), настоящей звездой фильма становится всё же Лёля в исполнении Евгении Щербининой. Впрочем, у юных исполнителей немного неравномерный рисунок роли, чуть более развитый у Лёли, которая должна показывать и сложный переходный период от девочки к подростку, и озорное любопытство, и обиду от несправедливости, и зависть к Миньке, и прагматическую находчивость, тогда как Минька таким широким спектром эмоциональных состояний не награждён по сценарию. Но это даже не придирка: в конце концов, какая разница, если в итоге оба актёра показали себя одинаково хорошо?

Взрослые актёры впечатляют ничуть не меньше; правда, местами им немного вредит чрезмерный уход в буффонаду. Конечно, ставить детскую комедию вообще без буффонады, тем более свойственной юмору Зощенко странновато и не всегда выигрышно, однако на фоне остальных юмористических сцен она просто не кажется настолько смешной. Сами по себе движения в ускорении и мультяшные звуки, сопровождающие утрированную актёрскую игру, могут быть смешными, но это слишком простой и слишком очевидный способ насмешить детскую аудиторию, и в итоге эти сцены в лучшем случае не так забавны, как планировались. Не говоря уже о том, что они не выдерживают конкуренции с остроумными зощенковскими монологами и действительно смешными сценами с чуть более тонкой актёрской игрой (например, напряжённое ожидание Лёли и Миньки, когда обвалится поломанный стул). Но, к счастью, таких сцен немного и общего впечатления они не портят.

«Про Лёлю и Миньку» важен не только потому, что хорошее детское кино у нас снимается раз в три года всё той же Чернаковой; просто, к сожалению, сейчас встретить такой маленький и добрый фильм это настоящее чудо. «Про Лёлю и Миньку» – фильм настолько добрый, что даже злодеи там не вполне злодеи; ну, так, забавные и по-своему несчастные люди. В повести «В людях» Горький бросает едкое, но отчасти справедливое замечание, что «добрым быть легко, доброта ума не требует», однако на самом деле это не совсем так. Легко кидаться на простые цели, уже сто раз обплёванные до тебя; а вот подарить другим что-то волшебное, искреннее, свойственное только тебе, в то время когда всех призывают быть злыми и агрессивными – это требует невероятного душевного благородства и сострадания – редкого качества на сегодняшний день.

Другие работы Показать больше
Наши рекомендации Показать больше