В день Российского Кино, 27 августа, состоялась премьера документального фильма «Прокофьев: во время пути» режиссёра Анны Матисон. По традиции перед показом создатели картины выступили с небольшой устной презентацией своей работы, сделав акцент на том, что документальное кино оперирует фактами, пытаясь донести до зрителя «правду». Однако после просмотра киноленты создалось впечатление, что авторы сами до конца не определились с тем, что же хотели продемонстрировать зрительской аудитории на самом деле. Вследствие чего, в данном контексте, к понятию «правды» приклеивается такой нелестный эпитет, как «сомнительная».
Основным сюжетно-повествовательным смыслом картины о жизни великого русского композитора сценаристы Анна Матисон и Тимур Эзугбая решили сделать мотив его постоянных переездов и создания музыкальных произведений. Но, к сожалению, главная линия, которая и без того дробится на бессвязные элементы, не имеет под собой конфликтной основы и совершенно несостоятельна для реализации в таком масштабном культурном проекте. Отрезок жизни Сергея Сергеевича Прокофьева совпадает с периодом трагических событий в истории не только России, но и всего европейского мира, которые отразились на судьбах миллиардов людей, с периодом войн, революций, тоталитаризма и репрессий. Фильм, в свою очередь, не смог в полной мере осветить ни биографическую линию жизни художника, непонятого своим временем, ни творческую линию жизни композитора, гения и новатора музыкального языка. За резко сменяющимся каскадом хаотично смонтированных кадров, подчиняющихся довольно странному ритму, не соответствующему музыкальному, проступают бледные отрывки дневниковых записей композитора в исполнении Константина Хабенского. Однако на фоне визуального рядя, который состоит из репетиций и выступлений оркестра под управлением Валерия Гергиева, воспоминания Прокофьева либо не воспринимаются должным образом, либо просто проглатываются зрительским вниманием, как нечто не имеющее весомого значения. Основное экранное время картины уделяется актёрской игре Хабенского, деятельности Гергиева и Мацуева, но как разглядеть за бессмысленным потоком чередующихся событий, которые относятся к современной действительности, центральную фигуру повествования – Сергея Прокофьева? Тем более что синтез текста, звучащего за кадром, музыки и визуального наполнения совершенно лишены смыслового единства и даже не рождают дополнительного значения, если брать за пример один из столпов формирования киноязыка – эффект Кулешова.
Ещё одним плачевным фактором можно считать художественную выдержанность картины. Всё же немаловажное значение в кино, как в искусстве изобразительном, имеет визуально-образная сторона. Воспроизводя по памяти отдельные сцены, сложно связать такие элементы, как поедание шоколадки «Алёнки» и бутербродов с сыром, на чём особенно акцентируют внимание авторы, с симфониями Прокофьева, которые в этот момент звучат в кадре. Что это: безвкусие, художественная неграмотность, неумение работать с кинообразами или полное равнодушие, граничащее с неуважением к музыкальному наследию великого композитора? К сожалению, картина оставляет больше вопросов, чем ответов. Единственное, к чему она может подвигнуть зрителя, интересующегося русской культурой, так это к самостоятельному прочтению дневниковых записей Сергея Сергеевича Прокофьева.
В завершении обзорной рецензии хотелось бы вернуться к словам художественного руководителя Государственного Академического хора им. А. В. Свешникова Евгения Волкова, который в своей непродолжительной, но объёмной речи перед премьерным показом обратил внимание, на то, что создание картины о таком значимом русском композиторе, как Прокофьев, уже является восстановлением исторической справедливости, ведь современное российское кино редко уделяет внимание великим деятелям культуры. И даже, несмотря на умалчивание кинолентой важнейших конфликтных перипетий в жизни композитора, напрямую связанных с непониманием его музыкальной деятельности вышестоящими структурами, фильм заслуживает внимания, хотя бы с точки зрения своей завершенности.