Каждый год выходят фильмы, посвящённые проблеме наследственности, поиску идентичности, инклюзивности маленьких социальных и/или этнических групп, но для 2020-го эти темы оказались одними из центральных. Это неудивительно не только потому, что эти темы вечные, но ещё и по той причине, что современное общество одновременно тяготеет к космополитизму и дробит каждую группу людей на мелкие и не очень сообщества – политические, этнические, социальные, гендерные и т.д. Поэтому вопрос инклюзивности стоит особенно остро и не очень понятно, как его решать. Ну, например, если обращаться к фильму, каковы критерии, чтобы называться настоящим алжирцем? Нужно ли для этого жить в Алжире, интересоваться его политикой, текущим состоянием дел? Ходить в мечеть? Носить национальную одежду? Или достаточно не забывать свои корни, а космополитический Париж примет всех?
Хотя на самом деле «ДНК» – это довольно нежная и трепетная история одной сердитой, но очень ранимой женщины, переживающей смерть дедушки и личный экзистенциальный кризис. Тем не менее, сюжет строится вокруг заявленной в названии темы преемственности и наследственности, как в более широком смысле (принадлежность к какому-либо этносу), так и в узком понимании ДНК, как внутрисемейной родственной связи и принадлежности ребёнка к своим родителям. В семье Нэж, женщины неопределённых занятий, неясного будущего и сомнительного настоящего, умирает патриарх – дедушка, беженец из Алжира, с которым у Нэж (и не только у неё) была крепкая эмоциональная связь. Первую половину фильма занимают организационные вопросы похорон и глубоких, неприятных, разъединяющих семью дрязг: отпевать ли дедушку в мечети или не надо? Какой гроб заказать: дешёвый для кремации или дорогой, чтобы уважить его память? А к гробу же прилагается и подкладка… Кинематограф обычно избегает такой непоэтической стороны похорон, хотя по факту именно они, а не сама по себе смерть человека определяют их сущность, и непонимание между родственниками вскрываются на таких моментах особенно показательно.
Нэж не интересует её принадлежность семье: её она не любит и пытается дистанцироваться ото всех близких родственников. Её волнуют вопросы более общие: действительно ли она алжирка, и если да, что она делает во Франции, а не в родной стране?
В этот момент фильм сталкивается с важной и, увы, нерешённой проблемой отсутствия окружающего мира: сеттинг в целом есть, герои существуют в современной Франции, но нет ни облика этой Франции, ни облика Алжира, куда главная героиня стремится. Да, она пытается получить знания об истории своей родной страны через образовательные ролики на ютубе и документалки, но в итоге все её знания ограничиваются исключительно социальными процессами – причём конкретно теми, в которых так или иначе был задействован её дедушка. Конечно, любая страна – это в первую очередь люди, которые её населяют, но через этих людей не показан дух страны, её особенности; только лишь общие исторические факты. Да, в финале есть умеренно атмосферная нарезка видов Алжира, но этого мало, чтобы проникнуться заворожённостью главной героини и выглядит скорее экзотизмом, чем реальной страной. Франции же не хватает и этого – в принципе, вместо Франции герои могли бы находиться в любой другой стране, не теряя ни в смысле, ни в убедительности.
Всё это, конечно, мелочи, которые бы не имели значения в других произведениях, если бы только в сценарии не были бы прямо поставлены проблемы инклюзивности, включённости в жизнь в другой стране, ощущении чуждости и тоски по родине. Невозможно стремиться к своей стране, не имея перед собой её облика, пусть даже и романтизированного.
Вместо этого фильм сосредотачивается на отношениях героини со своей семьёй: попытке получить образец ДНК от незаинтересованного отца, ссорам с сестрой, затравленному страху перед нарциссичной деспотичной матерью, размышлениям над тем, кто вообще может считаться её семьёй… Сюжет демонстрирует разнообразные грани непонимания и непримиримости между родственниками, которые окутывают главного персонажа сетью невысказанных обид, вопросов и боли. Хороший вопрос – нужно ли искать свою идентичность, если твоя семья – то сообщество, которое, казалось бы, и должно определять, кто ты есть, настолько нетерпимо лично к тебе и друг к другу. К сожалению, ни одна из этих линий не имеет внятной арки: с героиней просто случаются различные события, которые не имеют толком развития. Вот она поругалась с матерью на похоронах, а вот она высказала всё, что думала; вот она пытается добиться от отца конкретных вещей, а вот перестала; вот она встретилась с колоритными родственниками, а вот с ними рассталась. Это всё действительно напоминает жизнь в том плане, что у отношений в настоящем тоже нет арок: есть приближение и отдаления, изредка есть начало отношений, но у них точно нет конца, потому что ты не уверен, когда ты ещё этих людей встретишь. Можно спорить, насколько такой подход применим к кино: Майвенн ле Беско, которая и режиссёр, и исполнительница главной роли и сценаристка создала историю, у которой нет как таковой кульминации, да и вообще традиционная трёхактная структура к ней мало применима. Это имеет смысл, но в результате смазывает цельное впечатление от фильма, который может похвастаться россыпью невероятных, бриллиантовых сцен, но которая в итоге не дарит ощущения истории – как Story, а не как History.
И в итоге всё сводится к вечному вопросу «может ли жизнь, такая, как она есть, стать объектом и методом повествования в фильме, или же кино по умолчанию мифотворчество».
Чёрт его знает! «ДНК» не даёт на этот счёт ответов. Может быть, и к лучшему.
