Поворот к «Трём тысячам лет желаний» сразу после фильма «Безумный Макс. Дороги ярости» кажется странным в карьере Джорджа Миллера – если не вспоминать, что он также создатель картины «Сорок тысяч лет сновидений». Тут можно пошутить, что режиссёр идёт по пути уменьшения, и в дальнейшем нас ждут «Две тысячи лет» и так далее. Но это не очень смешно, тем более что разница между «Сорока тысячами лет сновидений» и «Тремя тысячами лет желаний» колоссальна. В одном случае это нарезка произведений австралийского кинематографа, в другом – масштабная фантастическая любовная драма, идущая как бы в современности, но её предыстория охватывает три эпохи, включая библейские времена. Ничего общего, кроме названия; и это больше, чем могло быть, поскольку «Три тысячи лет желаний» не похож ни на один фильм Джорджа Миллера. Зато он очень похож на работы Тарсема Сингха: схожая цветовая палитра, вольное, но вдохновенное обращение с историческим (и этнографическим) материалом. Даже структура сценария во многом совпадает с «Запредельем» Сингха: это также тихий разговор двух людей, который в итоге сводится к рассказыванию невероятных, богатых красками в прямом и переносном смысле, историй.
Это не антология сама по себе, хотя легко могла бы таковой стать: скелет сценария построен чуть более интересно, и современный сюжет не просто связывает различные истории из жизни джинна, а является прямым их продолжением, невозможным без того бэкграунда, который был дан в первой половине фильма. Фильм «Три тысячи лет желаний» легко разрушает трёхактную структуру, причём делает это умело и интересно: редко когда в кино используется сказочное сюжетостроение. Обычно просто присутствуют элементы сказки, которые механически подгоняются под устоявшийся «Путь Героя» или трёхактную (или пятиактную) структуру. Но не в этом случае: всю первую половину фильма герои просто говорят друг с другом, раскрывают себя и делятся историями из своих жизней, тогда как основной сюжет перенесён на вторую половину (и даже чуть меньше). Мы мало об этом задумываемся, но такой нарратив часто используется в сказках, прошедших через столетия пересказываний и реинтерпретаций. И хотя сам Джордж Миллер склоняется к идее мономифа, на самом деле он чувствует особую природу сказок намного лучше, чем то, что может предложить идея мономифа, и делает свою историю намного более гибкой. И пусть она и не непредсказуема, но и сказки далеко не всегда могут похвастаться неожиданным поворотом. И, как ни странно, именно это и придаёт «Трём тысячам лет желаний» индивидуальность.
Было бы просто превратить подобный концепт в наполненный событиями лавбургер. Даже необязательно в ромком – просто стандартную историю, чуть более поэтичную, чем другие, про присвоение себе человека, который может исполнить любое твоё желание. Местами оно показывает свою уродливую голову – например, в сцене с карикатурно расистскими британскими старушками. Но сценарий обращается с этим концептом тоньше и вместе с тем проще: это действительно сказка, а не фэнтези, хоть и городская. Она не стесняется своей линейности, она просто делает саму завязку чуть более глубокой и нетривиальной. Здесь главная героиня привязывается к джинну за один разговор не потому, что одинока и хочет мужского внимания (об этом чуть ниже), а потому что она по своей профессии нарратолог, и её восхитили истории, рассказанные им. Через них она погрузилась в его опыт, и именно они помогли ей ощутить всю ценность любви.
Правда, тут есть довольно неприятный нюанс. Героиня Тильды Суинтон – прекрасная, умная, образованная женщина, но её одиночество и неспособность строить отношения с мужчинами всё равно подчеркиваются. Если бы образ занудной тётки (которая на самом деле хочет любви, но делает вид, что нет) не форсировался так откровенно, сценарий бы только выиграл от этого. А так из сюжета легко сделать неверные выводы: учёные женщины только притворяются самореализованными, а на самом деле им нужен прекраснейший Идрис Эльба (джинн). К чести Джорджа Миллера, который выступил и автором сценария, сама по себе история имеет противоположное значение и должно показать женщину-аромантика в любви. Рассказать о том, как она её постигает через истории джинна, но эту прекрасную и очень трогательную идею можно легко перебить постоянной акцентуацией на одиночестве Алетейи (Тильда Суинтон). И это досадный момент притом, что в остальном от фильма невозможно оторваться – настолько он очаровывает своей красотой и изысканностью. В чём Джорджа Миллера точно нельзя упрекнуть, так это в отсутствии чувства стиля: какими бы условными не были спецэффекты (не самые дорогие по рынку), исторические фрагменты или монтажные решения, они создают колдовское ощущение сказки, особой текучести времени и потому не вызывают когнитивного диссонанса.
В конечном счёте, нужно обладать особенным вкусом, чтобы взять двух интеллектуальных и не самых конвенционально привлекательных актёров, чтобы создать с ними самую красивую историю любви за весь год – даже включая те фильмы, которые ещё не вышли.
